old.russ.ru
-----------------------------------------------------------
                                             Андрей Мадисон

                 Как подморозить Россию


                         "Зачерпывающий пустоту
                          Русский Невод
                          Сегодня меня отловил
                          И в Дом Имеющий Прочный Запор
                          На семь лет связанного посадил..."

                                         Из песни налима

Когда один коренной северный человек приезжает в гости к
другому коренному северному человеку - на снегоходе, по
морозу, километров за 30-40-50, с риском застрять в наледи -
он садится, пьет чай, спрашивает: "Как здоровье? Как олени?",
таким образом узнает все, что ему нужно, и, погодив еще чуток
в непроницаемом молчании, прощается и возвращается восвояси.
Это не карикатура. Это другая планета.

Относительно малочисленных народностей Севера (таково еще
недавно было их официальное наименование) существуют два
устойчивых стереотипа. Первый, "интеллигентский" - что их надо
спасать, второй, "коммунальный" - что нечего с ними цацкаться.
Место бытования первого - везде, где собираются абстрактные
гуманисты, место бытования второго - в любой точке, где они
не собираются, в частности там, где идет разработка
месторождений нефти и газа, то есть в нынешней житнице страны
- Ямало-Ненецком и Ханты-Мансийском автономных округах.

В последний из помянутых меня и занесло стечением
случайностей и необходимостей во второй половине 1997 года.
Комбинация вкупе с миграцией-репатриацией выглядела так:
Таллин - село Давыдово, что на Ярославщине - Москва -
стойбище-на-Тюйтяхе (Тюйтяха - река где-то между городами
Ноябрьском и Когалымом, Когалым - третья буква в аббревиатуре
ЛУКОЙЛ). Прямо на стойбище, среди лесотундровых озер и блат,
в низкой бревенчатой избушке, на оленьих и лосиных шкурах я
стал учительствовать тамошними детьми - явление, как я
понимаю, редкостное, если не уникальное, и целиком обязанное
своим наличием инициативной энергии хозяина стойбища Юрия
Вэллы. Он же, если перебрать набор даваемых ему и присвояемых
им самим себе аттестаций, - поэт, шаман, оленевод, философ,
некогда местный депутат, а ныне "вождь племени лесных ненцев".

Внешняя эволюция (или реэволюция) от депутата к вождю
сопровождалась и характерной переакцентуацией в области
мировоззрения: с построения коммунизма на возврат к
традиционной религии. "Я - человек верующий", - любит
повторять он вслух. И реализует свои декларации в быту на
уровне обрядности и табуирования (забой оленя сопровождается
чтением молитвы по-ненецки, однако "забоем" его называть
нельзя, присутствующие, пока уже лежащее и охваченное
предсмертными судорогами тело оленя хлещут веревкой, должны
собрать в кучку самые свои важные мысли и отправить их вослед
улетающей к богам душе оленя, вертясь при этом посолонь, и
т.п. Существенный штрих - обязательность явки всех обитателей
стойбища, невзирая на пол и возраст). Но не только их.

Возглавив несколько лет назад Союз оленеводов-частников
(в изрядной степени номинальная организация), он занят вполне
реальной - личным примером и массовым словом - агитацией за
возвращение хантов и ненцев к исконным местам проживания и
промысла. Человек - приложение к оленю", - еще одна его
заветная мысль, но, начиная с нее, его заветы вступают в
тревожащее соприкосновение с окружающей действительностью.
Точнее, с интересами нефтедобытчиков, а еще точнее, с их
равнодушием к интересам Ю. Вэллы и его группы поддержки.
     
Будучи человеком, искушенным в дипломатии, зная, где
можно нажать, а где нужно слукавить, он предпочитает пока не
доводить дело до открытого конфликта, закругляя его
возможность на компромиссных переговорах. Хозяйству нужны
снегоходы, бензин для разной техники, включая
электрогенераторы, вообще нужно время, чтобы выиграть его. А
заодно выиграть и пространство, на котором могли бы
прокормиться олени. Первое, чем я занялся, прибыв вертолетом
на стойбище, вместе с его насельниками - это рубка мелких
сосен на протяжку многокилометровой изгороди вокруг угодий
Вэллы. Трудно сказать, чего в ней больше - "за" оленей, чтоб
не разбежались, или "против" нефтяников, чтоб не проникли. Во
всяком случае, было очевидно, что идеологическое значение
огораживания неотъемлемо от практического его применения.

Политически современный (Радио России, "АиФ", "СПИД-инфо"),
Юрий Кылевич (таково его отчество) всему прочему
предпочитает ругать 70 лет советской власти как основного
дезорганизатора их патриархальной жизни. Насильственное
насаждение в предшествующую эпоху православного христианства,
к которому Вэлла относится с несомненным презрением, при этом
почему-то не вспоминается. Особую актуальность его инвективам
придает тот факт, что к настоящему моменту деяния большевиков
глядятся руинами: национальные поселки, куда принудительно
свозились разбросанные по тундре и тайге туземцы, находятся
в упадке, поскольку их экономическая основа - коллективные
хозяйства - ликвидированы, население их существует на дотации
и подачки или отправляет полуфиктивные должности, деля свой
обильный досуг между телевизором и водкой.

Никакого прогрессивного вмешательства в самотечное гниение
этой ситуации места не имеет. Между тем число могил
с самоубийцами в гробах на кладбище одного из таких
нацпоселков - Варьегана, к которому формально приписан Вэлла,
растет из года в год. Ввиду отсутствия иных внятно
заинтересованных лиц (основная масса туземцев с трудом
формулирует понятия, выходящие за пределы их обихода), Вэлла,
с уважительной оглядкой на Джохара Дудаева, решил взвалить
инициативу по подготовке коренного перелома на себя. При этом
разница в положении дел на входе между ним и покойным
генералом ему вполне ясна. Выводы же относительно сходств и
различий на выходе каждый с течением времени сможет сделать
сам. (Все попытки обсудить данную проблематику с вождем в
диалоговом режиме заканчивались ничем.)

Культура малых народов, будучи озабочена эгоистическим
интересом остаться на Земле, всякое общение стремится свести
к собственному монологу, который навязывается глухой
восприимчивостью и вербальной монотонностью, от коих - по
первости - обычно слабеешь нравственными коленками сострадания
к их прозябанию, а чем далее, тем более - вскипаешь медленным
чайником великодержавного шовинизма. Вероятно, игровая
ситуация научного исследования конструкции нарт камуфлирует
непреложность этого процесса. Так же, как и застойный
априоризм "интеллигентского" типа. Но чем тогда борцы из
"групп по правам меньшинств" отличаются от фанатиков из
обществ охраны животных?

Итак, в отличие от Дудаева, Вэлла делает ставку скорее
не на свой военный гений, а на подготовку момента
благоприятного стечения обстоятельств. Или, точнее, на
подготовку встречи с этим моментом.

Если не обременять себя камланием в не самых важных для
понимания того, откуда дует ветер перемен, углах, то картина
образуется такая.

Вождь крайне недоволен присутствием русских на его,
естественно, "исконных" территориях (когда я впервые услышал
от него выражение "русские писаки", то понял, что совсем
недалеко отъехал от Эстонии). Он счел все их грехи - от
потоптанных земель до поруганных девушек. Этого оказалось
достаточно, чтобы смешать ненависть к ним (к нам!) с
отвращением. Но все-таки маловато для победы. Ненцев вместе
с хантами - жалкие тысячи. Боеспособны из них, в лучшем
случае, несколько сотен. С таким контингентом даже против
деморализованной российской армии выступать не след. А
выступить хочется. Отсюда борьба желаний: если обстоятельства
не успеют поблагоприятствовать при жизни, которой, в
деятельном ее состоянии, осталось не так уж и долго длиться,
то надо, погибнув в неравном бою, увлечь своим героическим
примером колеблющийся пассив. Если же положиться на прирост
обстоятельств, то схема их наиболее благоприятного движения
будет выглядеть как двоякие вилы.

Первый вариант движения - сугубо материалистический.
Согласно ему, Россия продолжает и далее катиться в яму
долговой зависимости от Запада (вкупе с развитым Востоком).
Что тому служит причиной - естественная немощь или
искусственные усилия компрадоров - это Вэлле глубоко
безразлично. Ему важно, чтобы на финише процесса его встречали
Штаты, Канада или Япония, которым он готов отдаться за
цивилизованное обращение с малыми народами, из какового для
него в первую очередь важны два момента: приличные компенсации
за пользование месторождениями нефти и газа и возможность
вести привычный оленеводческий образ жизни.
     
Второй вариант более впечатляющ, поскольку имеет вид
глобального реванша. Реванша, который устроят "дикари" и
"туземцы" своим когда-то незваным поработителям, а ныне столь
же самозваным опекунам. Вождь хорошо осведомлен о том, что
запасы нефти в их краях небесконечны. И что все
инфраструктуры, на которых держится в Ханты-мансийском округе
пришлое население, завязаны на нефти. Способность же пришлецов
выжить на морозе и без привозной пищи (то есть вообще без
цивилизаторских "примочек") стремится к нулю. Следовательно,
когда стукнет энергетический коллапс, им придется либо бежать,
либо вымирать. Для превосходно приспособленных к жизни в
экстремальных условиях аборигенов (сам Вэлла - просто образец
в смысле владения искусством выживания) это шанс вернуть
утраченные позиции, но на новом витке - воспользовавшись всем,
что будет брошено (подобного рода утилизация в мелких размерах
бытует и сейчас). В еще более отрадной и, соответственно,
сугубо катастрофической для русских перспективе -
энергетический кризис сотрясает всю Россию, ее жители большей
частью вымерзают, меньшей - отступают на заранее
подготовленные позиции, а для малочисленных народностей Севера
наступает час торжества (если несколько фельетонизировать
сюжет, то - возможности пасти оленей на Красной площади).

Воспрепятствовать внедрению в реальность этого дикого, на
первый взгляд, проекта (на самом деле, не более дикого, чем
прогнозы Хантингтона) может, помимо деуса из махины, только
принципиальное помешательство ситуации в России. А именно -
превращение ее титульной нации в действительно ведущую силу
общества, то есть в грамотного и ответственного хозяина. Буде
не так, останется только приветствовать устремления Ю. Вэллы,
ибо морального права оспаривать их при настоящем положении дел
нет.

P.S. Когда я покидал стойбище (первый этап сего - до
Варьегана - 110 километров на нартах в тридцатиградусный мороз
под разыгравшийся буран, с ночевкой в охотничьей избушке),
Вэлла - аккурат за трапезой в охотничьем приюте - сообщил мне,
что на языке ненцев слово "русский" является синонимом слова
"негодяй". В благодарность за ценную информацию я не удержался
и оставил ему "Краткое наставление начинающему идеологу
ненецкого национализма" - текст из дюжины не слишком
лицеприятно сформулированных пунктов, но, как представляется,
и без эмоциональных перегибов. Один из пунктов этой памятки
являлся ответом на неоднократные выпады Вэллы в адрес русских
исследователей народов Севера - мол, они ничего не понимают
и пишут токмо ерунду. Я предлагал ему собрать ведущие научные
силы ненцев, манси, нганасан и т.д. и написать обобщающий труд
о русских - как способ достойно рассчитаться за все сочиненные
ими благоглупости. Если рассуждать цинично, то из процесса
писания вышел бы нехудой барбитурат. А если нет, то было бы
весьма любопытно почитать итоговый документ.

-----------------------------------------------------------
13.8.2006