"Новая газета" 13.02.2003
-----------------------------------------------------------
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ
Новая, <посленорд-остовская> идеология в Чечне: возьмите
меня отомстить
Мало кто сомневается, что страна стала другой после
теракта 23 октября прошлого года в Москве. Идеология, дух и
наши настроения изменились. Многие, дотоле убежденные путинцы,
засомневались: а так ли уж прав, собственно, президент со
своей политикой выжженной земли на Кавказе? Часть публики,
напротив, антимусульмански радикализировалась. Кое-кто и вовсе
подался в <красные бригады>.
Однако что в самой Чечне? В том месте на нашей земле, где
три с половиной года идет война, остановки которой и требовали
захватчики мюзикла в обмен на жизни зрителей и артистов?..
Было бы наивным полагать, что идеологические изменения
Чечни не коснулись.
Залпа
Лично у нее, по современным чеченским меркам, вроде бы
все в порядке. Муж - жив и даже не ранен. Ну что с того, что
каждую ночь надо ждать набега <русских> и он ложится спать
одетым, чтобы не утащили неизвестно куда прямо в нижнем белье?
Это же касается всех... Так сгинул сосед справа Заурбек,
окончивший нефтяной институт, весельчак и насмешник, в
последние годы столярничавший на дому, чтобы прокормить
пятерых детишек...
Ребенок? Сынок у Залпы - тоже практически здоров. Правда,
дерганый весь, нервный, очень плохой год рождения у него -
95-й, то есть и ту войну <прошел>, и эту, - и Залпе постоянно
очень жалко его: никакой жизни не видел и, возможно, не
увидит...
Сама? Да, конечно, нет больше у Залпы детей... Не
выходит. Ну так та же катастрофа сегодня у половины женщин
вокруг, а к гинекологу пробиться - деньги нужны, а когда они
появляются: Залпа привыкла тратить не на себя... Но - ничего
особенного, все такие...
Конечно, военные забрали двух ее двоюродных братьев, и
о них ничего не известно вот уже больше года... Но надежда
все-таки осталась: Залпа, как и остальные в семье, постоянно
ищет их следы. И правда, трупов же нет? И это уже неплохо...
Родственники, и Залпа среди них, носятся по Грозному за
тайными записками психотерапевтического содержания,
периодически появляющимися здесь и кочующими из дома в дом,
из села в село, из семьи в семью. Записки отпечатаны на
машинке или, чаще, переписаны от руки печатными буквами - и
это послания <из пятигорской тюрьмы> либо <из ростовского
изолятора>. На затертых пожелтевших клочках - надежда, которая
не меркнет никогда, - слова о том, что: <знайте, мы - тут, 105
<нохчи>, ждите, помните...> Проходят пара-тройка недель - и
к Залпе опять прибегает Сацита, соседка, совсем седая в свои
тридцать пять жена Заурбека, - и ее глаза горят, и она шепчет:
<Пошли, я знаю, ГДЕ...> И наутро они идут прочитать новую
записку...
Ну и что с того? Так - все... И тем не менее.
- Если бы меня только взяли! - говорит Залпа совершенно
спокойно и очень твердо. Никакого сумасшедшего блеска в
глазах. - Если бы я только узнала, что где-то что-то подобное
готовится, я бы тут же пошла проситься!
Новая, <посленорд-остовская> идеология в Чечне именно
такова: возьмите меня отомстить!
- Но за что? Лично тебе - кому мстить?
- За всех. Они же смогли. И я хочу. Только бы меня взяли!
Героини нового, <посленорд-остовского> времени в Чечне
- женщины, пришедшие с отрядом Бараева и продемонстрированные
всему миру со взрывными устройствами в районе талии. Мир
ужаснулся - Чечня восхитилась. И эти настроения очень сильны.
И это тебе уже не ваххабизм, с которым, как многие федералы
думали, боролись в первой половине второй чеченской войны.
Доборолись. Героизация самоубийства ради будущих
поколений и свободы - это когда больше ничего не остается:
все, предел терпению и унижениям. Ответ беспросветной
безысходности - того главного чувства, с которым живет каждый
в нынешней Чечне.
Да, люди тут с юмором. Они смеются вопреки, они находят
радости там, где никто из нас ничего, кроме повода для
депрессии, не увидит... Но всему наступает финал: человек не
стена.
Сайд-Хасан
Ему почти тридцать. Голова с проседью, глаза с вечно
поселившейся там болью, в беженцы не уходил. За плечами -
Чеченский госуниверситет, но работы по специальности быть не
могло, и сейчас Сайд-Хасан просто чинит машины в собственном
дворе. Рядом - три дочки, мал мала меньше, жена прихварывает,
хотя только-только, наконец, родила мальчика.
Два брата Сайд-Хасана воевали. Один, младший, - в первую
войну, и погиб при штурме Грозного в 1996 году. Другой, совсем
младший, - уже в эту, и тоже давно мертв. Сайд-Хасан не знает,
где точно в горах его могила, но главное, что знает людей,
которые потом, позже, когда все кончится, обязательно покажут,
где лежат кости их самого младшего.
Сам же Сайд-Хасан воевать не собирался никогда, братьев
отговаривал - но случилось то, что случилось. Первый, который
погиб, очень уж верил Кадырову, когда тот был муфтием при
Дудаеве и призывал мальчишек на джихад, и те шли и умирали...
- А второй почему пошел?
- Мы его просто не удержали. - произносит Сайд-Хасан и
утыкается взглядом под капот нашей машины. Познакомились мы
случайно - машина встала, и надо было, чтобы кто-то поблизости
разобрался в ее строптивых внутренностях. Так и разговорились,
за ремонтом.
- Кадырова не переношу, - продолжает Сайд-Хасан. -
Мальчишки погибли, а он вот устроился неплохо. На их крови.
Второй мой брат ушел воевать, когда Кадыров стал главой
республики. Решил отомстить за погибшего брата. Вообразил, что
Кадыров виноват. Горячий был пацан, собрались с соседскими
парнями и ушли в горы. Одному - 16, другому - 15, нашему -
почти 17 было. Говорят, провоевали всего месяца два и
погибли...
- И что дальше? Как жить? Все равно ведь не прошлым, а
будущим?
Сайд-Хасан молчит. Долго молчит. Вижу, он знает, что ему
делать и как думать. Только говорить не хочет - не доверяет.
Опять заезжаем к нему через день - машина продолжает греметь,
как БТР на подъеме. И на этот раз Сайд-Хасан сам начинает
разговор...
Оказывается, он не считает себя сильным человеком - это,
конечно, плохо, даже очень плохо... Но так есть. Сайд-Хасан
с трудом подыскивает слова, пытается уйти от прямых
формулировок, но все-таки наконец выдает:
- Какие ОНИ! Я восхищен ими. Вот как надо.
Это тоже о <Норд-Осте>. Сайд-Хасан, как и Залпа,
оказывается, героизирует женщин - именно женщин, а не мужчин
- Бараева, например, совсем не уважает, - женщин, решившихся
стать смертницами.
- Они мечтали погибнуть - ради своего народа. И погибли.
Попытки снизить пафос ни к чему не приводят.
- Они - святые, - подводит итог разговору Сайд-Хасан. -
Вы должны это понять. Для нас теперь они - святые.
Стоит понимать, откуда такое произросло. С начала войны
многие мужчины в Чечне почувствовали себя никем. Предметом для
унижений, оскорблений, травли и - главное - не способными
ничего изменить в ходе событий. Это женщины ходили на
блокпосты, на рынок, к воротам воинских частей; это они
отбивали незаконно задержанных, загораживали собою мужчин в
автобусах... А в то же время большинство мужчин сидели дома,
потому что их хватали сразу, как только они открывали рот. У
большинства из мужчин в результате оказались только два пути:
либо за автомат - и в горы, чтобы хоть так, в последний раз,
да самореализоваться, либо похоронить себя в четырех стенах,
между сараем и кухней, проклиная свою слабость, и ждать
очередной <зачистки>, никогда не раздеваясь, даже на ночь.
И вот <Норд-Ост>, каким он случился... Большинство
посчитали, что это и есть история самореализации. И мужчины
в Чечне, особенно молодые, стали причислять этих женщин, так
похожих на их собственных, домашних, но оказавшихся СПОСОБНЫМИ
НА ПОДВИГ ради родины, к святым. И эта точка зрения владеет
умами куда большего числа мужчин, чем можно было даже
представить. И это феномен - в Чечне женщина вряд ли имеет
шансы претендовать на святость за действия, не входящие в
традиционный круг представлений об исконных женских
достоинствах - матери, хозяйки, жены, защитницы слабых,
больных, сирот и калек.
Так вот, месяцы после <Норд-Оста> показали, что поступок
самоубийц - именно этот тип поведения - перечеркнул вековое,
традиционное, укорененное и казавшееся абсолютно незыблемым.
Женщина, пришедшая убивать беззащитных, стала властительницей
дум мужчин.
Не стоит от этого отмахиваться - это даже не вера в то,
что <Масхадов - наш президент, и все тут>. И не думайте, что
подобное рассосется, как комариный укус, лишь прими новую
конституцию странного содержания, которую, впрочем, почти
никто в Чечне не читал, кроме тех, кто ее подписывал. И не
тешьте себя иллюзиями, что 23 марта - референдум и так
называемое начало политического процесса - что-то сможет в
этом изменить. Ровным счетом ничего, даже если его итоги
окажутся предсказуемыми, то есть <за> - 99,99 %.
Пропасть
Только мудрая политика, проводимая в Чечне, если она
будет основана на КОНКРЕТНЫХ и ПОНЯТНЫХ людям шагах к мирному
урегулированию, выводе войск и удалении с поля одиозных
политических фигур - а на это даже и намека пока нет, - только
это способно ослабить укрепление новой, <посленорд-остовской>
идеологии, несущей катастрофу.
Но что мы видим вместо <мудрой политики>? Пока только
возделывание почвы для дальнейшей героизации тех, кто героями
быть не должен. Самая распространенная картинка современной
Чечни - по-прежнему внесудебные казни тех, кого кто-то признал
неблагонадежным. Их взорванные тела, редко подлежащие
опознанию, - характерная деталь пейзажа... Селение Курчалой,
8 января. Курчалоевцы обнаруживают разорванные в клочья
останки неизвестного. Судя по останкам, человек взорван.
Опознать не удается. Останки хоронят на курчалоевском
кладбище...
...Селение Цоцан-Юрт, 18 декабря. Группа военных в масках
и белых маскхалатах врывается в дом главы сельской
администрации Имрана Хусиева (ул. Ленина, 4). Ищут хозяина,
но он у соседей. Идут туда, спрашивают: <Кто Хусиев?> Имран
Ватаевич отвечает: <Это я>. Один из военнослужащих без слов
стреляет ему в голову. И отряд уходит. Гибнет пятый подряд
глава села за время второй войны...
...29 января, 3 утра, Грозный, улица Дружбы, 54. Из
собственного дома неизвестные в камуфляже, прибывшие на БТРе,
похитили 23-летнего Ибрагима Хаджиева, учителя 10-й школы
Старопромысловского района - чудного парня, преподававшего
астрономию, математику, физику и учившегося в Чеченском
госуниверситете. Ибрагима нет нигде, ни следа...
...21 января, селение Алхан-Кала, из дома похищен
Мусостов Хасамбек, действовали военные в масках, приехавшие
на нескольких БТРах с номерами, замазанными грязью. Хасамбеку
не дали ни одеться, ни обуться, затолкали в БТР, увезли. Все
органы власти и силовые структуры Чечни сообщили
родственникам, что такой к ним не поступал... В тот же день
в том же селе федералы оцепили дом Мовсара Термулаева. Его
жена увидела через окно, как один из военных вытаскивает
гранату, и выскочила с криком: <В доме дети!>. Тот спрятал
гранату. Но военные схватили Мовсара, избили и увезли. Вечером
его выкинули в районе станицы Петропавловская, переломанного,
окровавленного, сказав ему, что ошиблись адресом...
...Ночью с 25-го на 26 января в райцентре Ачхой-Мартан,
на улице Павлова, 64, военные, прикатившие на двух <УАЗах>,
ворвались в дом 32-летнего местного парикмахера Бакара
Устарханова. С одним вопросом: <Что ты так плохо остриг своего
соседа?> Бакара избили, швырнули на пол одной из машин,
поставили на него ноги, распивали так и ездили по селу до
утра. Утром парикмахера выкинули. В ту же ночь то же самое
произошло и с другим ачхоймартановцем - глухонемым инвалидом.
Утром старейшины пришли к военному коменданту Шамилю Бураеву,
где им сообщили, что если население самостоятельно будет
выдавать боевиков, то подобные акции прекратятся...
Пропасть между тайным и явным в нынешней Чечне только
углубляется. Между жизнью Чечни, демонстрируемой стране по
общероссийским каналам, и той, которая идет скрытно, подпольно
и рассказы о которой передаются только из уст в уста. Похоже,
это мы - самоубийцы, вслед за теми, кто пришел в <Норд-Ост>.
-----------------------------------------------------------
15.2.2003