"Новая газета" 15.07.2002
-----------------------------------------------------------
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ
СКОЛЬКО СТОИТ СКАЗАТЬ <НЕТ> В НЫНЕШНЕЙ ЧЕЧНЕ?
История Малики Умажевой* - женщины, останавливающей войска
ДОСЬЕ
Алхан-Кала (другое название - Ермоловка) - селение в 16
километрах от Грозного. Считается, что на его месте находилась
древняя столица чеченцев. Сейчас здесь живут около 20 тысяч
человек. В селе отсутствуют: отделение милиции, водопровод (с
1999 г.), телефон, стабильное электроснабжение (с 1994 г.),
мост через реку Сунжа и даже бормашина. Арби Бараев, один из
самых жестоких полевых командиров обеих чеченских войн, -
выходец из Алхан-Калы
Совсем скоро вторая чеченская кампания перевалит в свой
четвертый военно-полевой сезон. Заговорили дети, родившиеся
на свет под первыми ее бомбежками. Что это такое - жизнь
одного, отдельно взятого чеченского села сегодня? Стиснутого
блокпостами и <зачистками>? На перекрестке военных дорог - из
<леса> в Ханкалу? Что значит быть в этом селе старостой?
Год назад, в июле 2001 года, сход селения Алхан-Кала
избрал главой администрации Малику Умажеву - до того
председателя алхан-калинского женсовета, единственную сегодня
в Чечне женщину на подобном посту. Дальше события развивались
таким образом, что Малика стала единственной сельской
старостой во всей Чечне, смеющей в одиночку сражаться с
набегами вооруженных отрядов всех мастей
При чем тут королева Дании?
В тот день в Алхан-Кале лил беспробудный дождь. Малика
сидела в своем так называемом кабинете в здании администрации,
ставила печати на какие-то бумаги, вносимые и выносимые
алханкалинцами, и всех слегка передергивало. То ли от сырости,
то ли от знаний. Именно тут, за столом, неизвестные
расстреляли предыдущих глав алхан-калинской администрации, и
Малике постоянно угрожают. Так что, говорили люди, человек с
автоматом может впрыгнуть в окно в любой момент.
Однако Малика выглядела спокойной: в Чечне люди привыкли
к трагедиям и не ищут места, свободного от недавних смертей,
потому что его трудно найти.
- Кого вы боитесь сегодня больше? Федералов? Или
бараевцев?
- Потом... Сами поймете, - отмахивается Малика. - По
утрам я принимаю по строительству. Своих бездомных.
На колченогих стульях, сбитых палками в единое целое,
кое-как примостились пришедшие на прием. Из всех углов комнаты
- неприкаянный неуют: не кабинет главы, а временный штаб
периода забуксовавшего наступления.
- Бездомные - это люди, жилища которых федералы взорвали
в этом году, и теперь надо что-то придумывать к зиме, -
поясняет Малика.
Перед ней - женщина с серым лицом и скорбными складками
вокруг неживых губ. Бескровные веки и синие круги под
малоподвижными глазами, обращенными внутрь, довершают картину,
написанную войной на этом красивом лице. Зовут женщину Кока
Хадызова. Как-то к ней пришли федералы и дали ее семье пять
минут на сборы.
- То, что успели, мы взяли. Но что успеешь за пять минут?
- говорит Кока. - Мы и выскочили, потому что они уже стали
обливать дом соляркой. У нас на глазах все нажитое сгорело.
Нас - шесть человек, теперь едим и спим в ванной комнате
чужого дома. Это не называется: <мы живем>. Если к зиме хоть
что-то не построим, уйдем в Назрань, будем просить палатку.
- Вот такая, выходит, <линия партии и правительства> по
вопросу о так называемом <возвращении беженцев>, -
комментирует Малика. - Пока разгул военной анархии
продолжается, все попытки вернуть беженцев обречены. Вернули
- устроили погром - они пошли обратно...
Семья Коки - как раз из тех, кто сначала поверил и
вернулся из Ингушетии в Алхан-Калу, а сейчас собирается в
обратный путь. Потому как строить в Алхан-Кале не из чего и
не на что. Единственное, на что может рассчитывать человек,
чье жилище разгромлено <в ходе антитеррористической операции>,
- это на стройматериалы Датского королевского совета по
беженцам. При чем тут датская королева, отдувающаяся перед
алханкалинцами за российские власти, никто понять не может,
но шифер и доски, купленные на датские деньги, в село изредка
привозили... Правда, лично Коке ни разу ничего не досталось.
- От датчан уже несколько месяцев тоже ничего нет, -
поясняет Малика. - А теперь представьте, в каком состоянии
после таких-то разговоров я еду в район, в Толстой-Юрт (это
селение - центр Грозненского сельского района. - А.П.) и в
каких выражениях спрашиваю там с главы администрации: <Что вы
думаете? Кто - власть? Датчане? Или вы?>. И он мне отвечает
в последнее время одно и то же: <Малика, лучше сама уйди со
своего поста, ты меня компрометируешь, меня из-за тебя не
повышают...>. А я говорю ему: <Не жди, дорогой. И не повысят.
Потому что ты ничего не делаешь для своего народа в тяжелый
для него момент>. Хотя, быть может, именно поэтому и
повысят... - добавляет Малика.
- А в Грозном, в правительстве, вы обо всем этом
говорили? О <ваших> беженцах? О стройматериалах?
- Я?! - по-детски изумляется Малика, женщина очень
взрослая, крупная и решительная. - Да в наше правительство ни
на какой сельхозтехнике не проедешь. Только на боевой.
Люди, ждущие приема, поясняют, что уже несколько месяцев,
как их Малику велено не пускать в правительственный комплекс
в Грозном, где располагаются Ахмад-Хаджи Кадыров, глава
республики, и все министры во главе с премьером Станиславом
Ильясовым. Правительство, третий год живущее в окружении
танков, действительно очень не любит разговоров о тракторах.
И о стройматериалах. И о лекарствах. И об учебниках... Обо
всем том, что есть обычная жизнь людей. Поначалу, когда Малику
в правительство еще пускали и она имела неосторожность брать
тамошние кабинеты штурмом и громко кричать все о том же - о
стройматериалах, учебниках, лекарствах и т.д., получалось
слишком много шума, и весь этот шум был по делу, что для
чиновников - самая касторка. Вот и распорядились...
- Фактически нам, селу с 20-тысячным населением, -
говорит Малика, - предложено выживать самостоятельно. Будто
мы отдельное государство.
И теперь Малика понимает свою роль в истории как
президент государства <Алхан-Кала>, хоть и не обозначенного
ни на одной политической карте мира. Ее, старосту, и избрали,
как президента, - всенародным голосованием сельского схода.
И с тех пор село живет по принципам ожидания и отражения атак
неприятеля, где сельский верховный главнокомандующий -
Умажева. Когда даже совсем мелкое, районного масштаба
начальство предпочитает сюда никогда не ездить ввиду
урожденной бараевщины, не говоря уж о грозненских деятелях...
Неподписанные протоколы
Дальше - та главная современная история про Малику,
которая, во-первых, продемонстрировала ее полную суверенность,
а во-вторых, после которой о ней узнал весь мир.
Как известно, в Чечне действует так называемый приказ №
80 командующего Объединенной группировкой войск и сил генерала
Молтенского, согласно которому <зачистки> должны выглядеть
вежливыми. Также в ходу неписаные правила: чтобы командующему
хорошо спалось и он имел шанс отбрехаться от Генпрокуратуры,
командиры, возглавляющие <спецмеро-приятия>, обязаны в конце
его получить расписку сельского главы о том, что <претензий
нет>, убийства, похищения, пытки и мародерство прошли <с
соблюдением закона>.
Все старосты в Чечне подчиняются этому правилу, как
миленькие, - объясняя, что жить хочется, ставят свои подписи,
предавая односельчан. Малика - единственный сельский староста
в Чечне, который категорически отказался подтверждать эту
наглую индульгенцию федералам. В конце апреля нынешнего года
после очередной <зачистки>, прямо смотря в глаза генералу
Игорю Броницкому (он руководит всеми <зачистками> последних
месяцев) Малика просто сказала: <Нет>.
За этой сценой наблюдал прокурор Северо-Кавказской
военной прокуратуры Александр Ферлевский и поддержал генерала.
И значит, подтвердил: <нет нарушений прав человека>. ПОСЛЕ
ТОГО как прошедших через <фильтр> мужчин сначала отпустили,
заставив подписать, что <претензий нет>, а потом объехали всех
на БТРе и расстреляли; ПОСЛЕ ТОГО как тела расстрелянных на
<фильтре> взорвали вместе с отремонтированным цехом бывшего
деревообрабатывающего комбината...
Малика не только сказала генералу: <Нет>. Она крикнула
прокурору Ферлевскому: <Ты - негодяй, Ферлевский! Ты - гад,
Ферлевский!>
Бриллианты для диктатуры
Вот тогда-то и случился публичный скандал. Его открыл
лично Анатолий Квашнин, начальник Генерального штаба нашей
великой страны; он снизошел до Малики Умажевой,
бескомпромиссной женщины из Алхан-Калы. Стоя на фоне
Кремлевских стен, Квашнин выступил по телевизору со спичем о
горе бриллиантов и 600 тысячах долларов, обнаруженных у Малики
дома. А в Алхан-Кале тем временем <зачистку> в доме Умажевой
производили девять раз! Перерыли, перекрушили все. Перекопали
огород. И ничего не нашли. И обозлились.
- Они убили моего брата Ильяса, - рассказывает Малика.
- Ему было только 33 года. Он был очень боговерующий. В
совершенстве знал Коран. Сначала с <фильтра> его принесли
всего опухшего - пытали током. Мы его положили в котельную,
потому что он никак не мог согреться. А на следующий день
приехали к нам домой на БТРах и расстреляли Ильяса. Он был
такой слабый после пыток, что промокашку бы не смог поднять...
А они положили рядом с ним автомат и сфотографировали. Но им
все было мало. Несколько раз после приезжали и требовали
подписать протокол. Я говорила: <Нет>.
И тогда военные сказали: <До следующего предложения
подписать ты не доживешь. Разве не знаешь, как убрали трех
глав администраций до тебя? И тебя пошлем туда же...> И -
пальцем в небо...
- Может, лучше было бы подписать?
- Нет. Наступило время ставить точки над "i". - Малика
говорит это спокойно, но и она - не машина по производству
героизма. Как и всем, ей не хочется умирать, но... - Шулерская
война! На ваших глазах вам подкидывают патрон - и рядом стоит
прокурор. Наши люди на окраине нашли подорвавшегося на
растяжке человека. Опознали - это был эмир Ислам Чилаев.
Похоронили. Потом кто-то <стукнул>, приехали федералы,
выкопали труп, забрали. Через день сообщили: проведена
успешная операция, в результате которой уничтожен полевой
командир Чилаев - правая рука Бараева... Вы спрашивали, кого
я больше боюсь? Конечно, федералов. У них нет ничего святого.
Как и у наших. Но наши - бандиты. А эти - от имени
Конституции.
...Выпускной вечер в школе № 2. Мы приходим туда вместе
с Маликой. Она обещала сказать напутственную речь. 12
выпускников. 3 мальчика, остальные - девочки. Недавно вместе
с селом и Маликой они раскапывали руины, где федералы взорвали
тела их односельчан, выбирали руки, ступни, кусочки одежды.
...Танцуют, едят торт, надеются жить. Только что прогнали
с вечера молодых алхан-калинских ваххабитов, пытавшихся
сорвать праздник. Малика начинает: говорит обычные в таких
случаях слова, но в алхан-калинских интерьерах они наполнены
тем смыслом, который утерян в невоенной жизни. О том, как
важно выбрать правильный путь. И о том, насколько от этого
выбора зависит сама жизнь, - умрешь или выживешь. И что не
осталось права на ошибку и даже на компромисс...
Выносят гитару. Мальчик поет песню времен нынешней войны,
десятки надрывных раз повторяя ее рефрен: <Свободен будешь ты,
Кавказ! Свободен будешь!..> Взрослые дети замерли, полная
тишина. Девочки и учительницы плачут, и все знают, о чем.
Мальчик замолкает... Малика тихо говорит: <Что мне сделать,
чтобы спасти их?..>
*Через месяц Малика Умажева будет убита федералами
-----------------------------------------------------------
8.2.2003