"Новая газета" 11.07.2002
-----------------------------------------------------------
Анна ПОЛИТКОВСКАЯ
ГОРОД НЕРОЖДЕННЫХ ДЕТЕЙ
Далеко не у каждого в нашей стране есть право на
рождение.
В Чечне новая <эпидемия>: массовая гибель младенцев прямо
в материнских утробах. Власть не желает изучать причины этого
явления. Опасается ответственности?
Грозный - проклятое место. И не только потому, что вот
уже целое десятилетие подряд люди, тут живущие, боятся
собственной тени. И даже не потому, что три последних года
превратились в череду дней ожидания худшего из худших.
Нынешний Грозный - это Метерлинк наяву, город
недорожденных детей. Врачи называют это <замершие плоды>.
Рос-рос младенчик в утробе - да и замер... Под угрозой увидеть
мир собственными глазами?.. Вина этому явлению - война. Вечный
стресс да вдрызг нарушенная экология, когда трупы так и лежат
на дне тех водоемов, откуда надо пить и мыться...
- Очень быстро растет число замерших плодов, - падает
усталой головой на припухшие натруженные руки доктор Любовь
Дельмаева, заведующая гинекологическим отделением 9-й
грозненской горбольницы. Она может уделить разговорам совсем
немного времени: в Чечне дефицит врачей и профицит пациентов.
- Носит-носит ребенка женщина, а потом - все, остановка
развития, плод мертв. Надо его доставать как можно скорее,
иначе...
Доктор Дельмаева молчит, не хочет объяснять. Не принято:
не по чеченским традициям. <Иначе> - это трагедия, состоящая
из трех страшных слов: <она родить не сможет>...
- Если раньше у нас попадался один такой случай, -
продолжает Любовь Вахитовна, - все врачи сбегались посмотреть.
Теперь никто не бежит, потому что уже смотреть нет сил...
- Раньше - это когда?
- В 80-е... Да, девочки? - обращается доктор к врачам
отделения, <девочкам> - под сорок. - Имею в виду, если
сравнивать нынешнее положение вещей с нормальными, спокойными
годами.
- А после первой войны также было много замерших плодов?
- Нет, роста мы не отмечали.
- Тогда почему - именно сейчас?
- Исследований никто не ведет, в наших условиях это
невозможно. Но мы понимаем, что причина - в многолетнем
стрессе, поражающем всех, кто живет в Чечне, начиная с совсем
маленьких девочек... Кто сейчас рожает? Те девочки, которые
так и не узнали ничего, кроме войны. И вот мы наблюдаем:
женский организм, если говорить о нем в целом, надорвался, он
больше не может производить здоровое потомство... В результате
первая проблема - замершие плоды. Вторая - внутриутробные
уродства.
Гинекологическое отделение 9-й горбольницы - как
военно-полевой госпиталь времен матриархата. Будто армии с
двух сторон состоят только из женщин - так их тут много.
- Наше отделение - на 45 мест. Сейчас тут 62 человека,
- говорит доктор Дельмаева. - 54 процента всех пациентов,
поступивших в 9-ю горбольницу, - наши. Женская патология в
Чечне перекрывает число раненых и подорвавшихся на минах.
Мы пробираемся по узкой тропе в коридоре (палаты тоже
забиты) между женщинами с трагическими лицами, лежащими справа
и слева в позе ожидания конца света. Почти у всех - рука на
животе, как знак: поддерживают то, чего уже нет.
- Конечно, это страшная личная трагедия. Многих из них
мы оперируем, - продолжает доктор Роза Манцаевна Гакаева. -
Ведь женщина сначала не понимает, что плод уже погиб. Она с
ним ходит и ходит... Постепенно продукты распада провоцируют
несвертываемость крови. И мы оперируем в связи с
кровотечением. Конечно, приходится удалять детородный орган...
Роза Манцаевна объясняет, что это тут значит: <мы
оперируем>. Большую часть времени - при свечах, которые всю
операцию держат над телом несчастной другие врачи и медсестры.
Света так и нет, невзирая на победные рапорты руководителей
Чечни о том, что электричество <вернулось в Грозный>. Коллеги
Розы Манцаевны показывают, как готовятся к операциям: воды
ведь тоже нет, и они сливают друг другу из ковшика.
- Спасибо, Красный Крест туалет недавно на улице
поставил. А то бегали с пациентами по близлежащим кустам. Два
года.
Сколько войне, столько и разговорам о том, что ничего не
меняется в гражданской жизни. Уже разговоры надоели - в самом
деле, не попугаи же мы, а чиновничество, своими зарплатами
отвечающее за налаживание хотя бы элементарной жизни, и в ус
не дует... Как тянули 9-ю горбольницу международные
гуманитарные организации на своем горбу, так и тянут, -
власть, несмотря на все ее великодержавные словесные заморочки
<на высшем уровне>, так и не шевелится, чтобы воплотить слова
в дела. Похоже, ей хорошо быть побирушкой.
- Если <Врачи без границ>, <Врачи мира> и Красный Крест
прекратят помогать, можно будет закрываться, - констатируют
доктора. - Перчатки и простейшие инструменты, какими
пользовали пациенток гинекологи XIX века, - вот и все, что
приходит от Минздрава. Фактически у нас в резерве только наши
руки и голова. Мы оперируем замершие плоды без
УЗИ-исследований: на весь Грозный - один УЗИ-аппарат. И он от
огромной нагрузки все время выходит из строя. А с нашими
патологиями нет времени ждать... Так и выходит: руки да голова
- вот наше военно-полевое УЗИ.
Напрашивается резонный вопрос: когда стала очевидной
проблема замерших плодов, вы получили специальную помощь из
федерального центра? Приезжали ли сюда бригады
врачей-исследователей? Почему вы сами не делаете генетическую
экспертизу? Появилась бы систематика уродств?..
Если бы могла, вся геникология в ответ бы смеялась. Но
это неэтично, и врачи только горько улыбаются: <Нет, нет и
нет>. И рассказывают, как в Чечне сегодня делают, к примеру,
тот самый простейший анализ на гистологию, без которого
современная гинекология напоминает древнеримский фельдшеризм.
Точнее, как не делают: в Чечне сегодня есть только один
гистолог. Он живет в Гикало - поселке в нескольких километрах
от Грозного.
- Обычно мы везем ему анализы домой, в Гикало, - так
экономим время. Оттуда он едет с анализами в Ингушетию, там
все делает и возвращается... Но, как правило, не в тот же день
- не успевает. Потому что комендантский час, и его могут
арестовать на блокпосту, и он не успеет прокричать, что он
врач с анализами больных, которым показана срочная операция...
Понятно, что в Чечне много живых людей, которым требуется
этот анализ. И когда это делает всего один доктор и у него
только 24 часа в запасе, четыре из которых уходят на дорогу
туда-обратно, а до пяти вечера уже надо вернуться, выбор
падает не на мертвых... Что означает: будущие дети гибнут вот
уже несколько месяцев подряд, а к научному исследованию
проблемы так никто и не подступал.
То, о чем говорят грозненские гинекологи - о полной
заброшенности разрушенного войной здравоохранения Чечни,
подтверждается в Москве, где жизнь чиновничья в Минздраве
продолжается своим неспешным ходом, по принципу: кому - война,
а кому - плевать.
Однако по порядку - чтобы читателям было предельно ясно,
с кем дело имеем. Господин Шевченко, ныне царствующий министр
здравоохранения, будучи человеком военным, с первых дней
своего пребывания на столь высоком посту категорически
запретил подчиненным общение с журналистами - только через
пресс-службу. То есть потребители информации СМИ - читатели,
зрители, слушатели - могут узнавать о министерском взгляде на
ту или иную проблему и способах выхода из нее из уст
пресс-службистов. Ну что ж, правило так правило.
Однако оно предполагает главное: высочайший уровень
специалистов, работающих в пресс-ведомстве. Не слишком в это
веря, на всякий случай - а вдруг повезет и удастся получить
комментарий тех самых специалистов, выше которых в стране в
области охраны материнства и детства нет никого, и тем самым,
передав информацию о происходящем в Чечне в первые руки,
поспособствовать скорейшему продвижению решения - звоню по
заветным номерам. Во-первых, госпоже Шараповой, заместителю
министра <по детям>, и та, заслышав о <чеченской> теме, с ходу
отвергает любые предложения, не ложащиеся в русло указаний
министра Шевченко. Во-вторых, господину Корсунскому,
начальнику управления также <по материнству и детству>, - и
там снова отказ. Оба настойчиво предлагают для общественного
употребления пресс-службу, уверяя, что там в курсе... В
пресс-службе, этом вечном прибежище для не удовлетворенных
судьбой натур, конечно же, традиционно ищут подвоха,
мурыжат... Наконец спустя шесть часов (!) от начала процесса
- звонок пресс-службистки. Она сообщает, что пишет ответ
газете и желает уточнить: так о чем же речь? О замерших
плодах? Или замерзающих?.. Мол, лето, жара, и, значит,
замерзать в Чечне никто не может... Вот так.
Даже терпению монашки при таких испытаниях придет конец.
Минздравовская госпожа, которую не пронять горем
несостоявшихся чеченских матерей и армией недорожденных детей,
цедит недовольно: <В Чечне и других проблем полно>...
- Каких, например? - задаю вопрос, пытаясь доказать себе,
права ли я: некомпетентность федеральных чиновников, путающих
замерших с озябшими, но берущихся толковать сложнейшие
проблемы, не сулит проблеме ни малейшего шага вперед...
Нет ответа, конечно. И беда тут не в том, что отдельно
взятому журналисту отдельно взятой газеты не ответили на
поставленный вопрос. Суть явления - в подходах. Как только в
нашей стране человек переступает порог министерства и
становится его сотрудником, он перестает даже желать
чувствовать, как больно другим, часть из которых от него
полностью зависима. Ведь все очень просто: когда хотят что-то
сделать - делают и спешат поделиться результатами, но когда
отлично знают, что не делают НИЧЕГО, начинаются попытки нагло
манипулировать общественным мнением в тот момент, когда
требуется принимать срочные меры. Поэтому и выходит уродливая
цепочка: молчащая Шарапова - набравший в рот воды Корсунский
(когда обоим запрет министра куда как выгоден: не надо ни в
чем перед обществом отчитываться) - наконец барышня, которая
ни в зуб ногой... И - шокирующая несовместимость параллельных
процессов: пока чиновничество играет в свои игры, гинекологи
Грозного поточным методом продолжают вынимать из чрев умерших
детей второй чеченской войны. Вместе с этими чревами. Так как
же изменить ситуацию к лучшему? Кто этим займется? Что можно
сделать, чтобы женщины, пережившие и переживающие войну,
сумели доносить и родить живого ребенка? И если не для тех,
для кого уже все потеряно вместе с их замершим плодом, то хотя
бы для следующих поколений?..
Ответ, конечно, на поверхности: завершите войну - и
постепенно все утрясется. Не будет непроходящего стресса,
<починим> экологию - не станет и сотен женщин-инвалидов с
выжженным клочком души там, где должно расти и крепнуть лучшее
на свете материнское чувство. Но мы знаем: война никак не
завершится, несмотря на майское президентское объявление о ее
окончании. Значит, предстоит сражаться с последствиями войны
прямо в ее интерьерах. Сегодня это могут сделать только
международные гуманитарные организации. Больше некому.
Выживать придется, не рассчитывая на чиновничью помощь из
Москвы.
...Чтобы писать, надо верить, - это общеизвестно. А я
пишу - и не верю. Хочу быть позитивной - и давно не могу,
слишком много горя вокруг. И еще потому, что знаю, как стоять
в толпе вечно грустных и апатичных женщин времен нынешней
чеченской войны. Большинство из них сломлены и не видят конца.
И постоянно просят совета: как жить дальше? Было время,
отвечала: <Наверное, осталось немного>. Но потом все
складывалось так, что <немного> растягивалось на год и два,
и теперь отвечаю так: <Бегите. Ради ваших детей. Рожденных и
будущих. Лучше вечно мучиться от ностальгии, чем хоронить
своих недорожденных детей. Бегите>. Хотя это и не выход. И тем
более не социально оптимистичный.
P.S. Накануне выхода этого номера в редакцию из Минздрава
поступила бумага следующего содержания (№ 13-12/30):
<...сообщаем, что данных о резком росте патологии замершей
беременности в Чеченской Республике в Министерстве
здравоохранения РФ не поступало>.
Мы так и поняли.
<...В то же время проблема замершей беременности во всем
мире в последнее время все более актуальна...>
Значит, все, как у всех? И можно не обращать внимания.
-----------------------------------------------------------
16.7.2002