Le Monde 12.7.2000
-----------------------------------------------------------
                                             Андре Глюксман

     МЕСЯЦ В ЧЕЧЕНСКОМ ГЕТТО

     Три часа утра. С полуночи я совершенно незаконно топчу
российскую землю. Со мной - мой друг этнолог, она мне
переводит. Я бы с радостью осыпал ее бесконечными
благодарностями, если бы не ее настойчивое желание остаться
анонимной. Мы переходили границу тайно, ползком, совсем, как
в кино; колючую проволоку любезно придержали пограничники,
вознагражденные за свой труд проводником, уже получившим свою
мзду. "Давай, давай!" - торопит он. Российские посты находятся
по меньшей мере в пятнадцати метрах. После пробежки по полям
и нескольких падений в грязь проводник покидает нас под ивой,
сказав только: "Я вернусь через двадцать минут". Проходит в
десять раз больше. Вернется? Не вернется? Собаки лают совсем
рядом, мы замираем в нашем холодном укрытии. Чуть не задевая
нас, проходят какие-то мирные призраки, они осушают последнюю
бутылку этой ночи, и уже слишком нагрузились, чтобы заметить
нас. Сцена выглядит похлестче, чем у Беккета, она и
необычайна, и абсурдна. А не приткнулся ли наш проводник
где-нибудь, чтобы проспаться? По виду судя, он был бы не
прочь.

     Мы сидим у обочины дороги, на краю света и жалеем о том,
что нет у нас с собой сотового телефона - мы не захотели его
брать, чтобы нас случайно не запеленговали. И вот мы здесь -
без определенного местожительства, без своих документов -
просто клошары посткоммунистического пространства. В Париже
посол России отказал мне в визе, вернувшись к обычаям эпохи,
от которой так хотели отказаться. Я плюнул и проник на
территорию его "федерации" без разрешения. Некоторое время
спустя я встретил в Чечне специального корреспондента "Le
Monde". У него паспорт был оформлен должным образом, что не
сыграло никакой роли: он отказался от поездки по
"освобожденным" территориям и от нужных ему встреч, проведя
несколько часов под высоким покровительством, любезно
предоставленным ему штабом федеральных войск. Члены чеченского
сопротивления помогают любопытным нахалам, находят необходимых
людей, но не гарантируют полной безопасности.

     Наш проводник меняет внешность, сажает нас в одну машину,
потом в другую. Позже я узнал, как нам повезло: полицейских
усыпили на их блок-посту. Назавтра дорогу перекрыли, сняли
колючую проволоку, начались убийства, аресты. Для того, чтобы
снова наладить линию, по которой вывозят раненых в госпитали
за границей, понадобилось две недели. С крайней
незащищенностью местного населения нельзя даже сравнивать мои
мелкие приключения, от которых иногда все же замирало сердце.
Со мной ничего не случилось, кроме подвернутой лодыжки и
одышки при форсированных маршах в обход заграждений. Занятия
философией - плохая подготовка для поисков истины. Закрытость,
которая все сгущается вокруг войны в Чечне, способствует
жестокости. Грабитель работает в темноте, фонарь защищает
прохожего. Пусть я буду вашим карманным фонариком.

     Мой дорогой Клаузевиц учил меня, что на войне приходится
работать в неопределенности. Его слова сразу же
подтверждаются: трижды срывалась встреча с более чем законно
избранным (под контролем ОБСЕ) Асланом Масхадовым. В первый
раз мы почти встретились, но дорога была перекрыта из-за боев.
Два его телохранителя погибли. Раунд второй: мне на хвост сели
машины ФСБ. Служить приманкой? Нет уж, увольте! Третья
попытка: все складывается, чай уже ждет нас, он выходит нас
встретить, и тут с неба стали падать бомбы, и падали они целую
неделю. В это самое время господин Дини, специальный посланник
Европы, заявляет, что обстрелы прекращены. Когда не желают
слышать пушечных выстрелов и видеть расчертившие небо ракеты
"земля-земля" - это уже не глухота и не слепота.

     Мне интересен Масхадов. Он скорее хозяин мира, а не
войны. В роли военачальника он не более чем первый среди
равных, он только координирует, а не контролирует действия
своих соратников. Для чеченцев и в религии, и в стратегии мало
что значит иерархическая вертикаль. В суфийской традиции
прямые отношения с Богом, без посредников. В традиции
партизанской борьбы в расчет принимается только мужество.
(Говорят, что при эвакуации из Грозного некоторые командиры,
подорвавшиеся на минах, кончали с собой, чтобы их бойцам не
пришлось их выносить.) Политическое значение Масхадова никто
не оспаривает. Я не встречал ни одного чеченца, даже среди
тех, кто временно устроился при оккупантах, который не полагал
бы, что избранный президент - единственный достойный доверия
человек для переговоров с Кремлем. Всех остальных претендентов
на эту роль считают марионетками.

     Одна встреча не удалась, удалась другая. Пусть я не смог
увидеть главу чеченского сопротивления, зато я видел его
"сердце". Что это такое? Именно то, что Клаузевиц называл
"центром притяжения". Обыкновенный здравый смысл подсказывает,
что целью "антитеррористической операции" должны быть
террористы. Тони Блэр не сносит с лица земли Белфаст, чтобы
вытеснить ИРА, Мадрид не бьет тяжелой артиллерией по боевикам
ЭТА. Напротив, Грозный - 400 000 человек населения в 1995 году
- лежит в руинах. Это первая после Варшавы столица, стертая
с лица земли. По Клаузевицу, "центром притяжения" в конфликте
может быть личность принца, армия и ее главный штаб, место,
где располагается правительство, или, как в Испании во время
борьбы с Наполеоном, "народ", вместилище сопротивления. Вольно
или невольно чеченцы оказались этим последним из
перечисленного - война ведется с гражданскими лицами. Кто
хочет предугадать, чем кончится конфликт, должен задать вопрос
- "сопротивление или капитуляция?" - тем, кто переносит горе
и страдания. И в ответ вам скажут о разбомбленных селениях,
о матерях, ищущих своих измученных детей, о тех, кто ради муки
и лекарств проходит дорогостоящий и унизительный "контроль".
Исход борьбы решают униженные среди униженных, те, кто не
учтен в бодрых стратегических планах, которыми Москва забивает
нам уши.

     Кремлевские эксперты извлекли уроки из своего постыдного
поражения в 1996 году. Они должны разрушать на расстоянии,
избегая непосредственного соприкосновения с таким убежденным
и выносливым противником. Бесполезно вменять в вину русским
генералам их явный расизм, озлобленность и жестокость - даже
будь они ангелами, у них не было бы другого выбора, как бить
по площадям и возводить бетонированные укрепления, чтобы
совершать набеги на вражескую территорию. При всей своей
рациональности такое поведение не устраняет великой загадки:
как будет реагировать подвергаемое таким пыткам население?
Здесь великие стратеги КГБ-ФСБ бродят в потемках. Чтобы хотя
бы подступиться к ответу, им бы следовало выйти из своих
контор и комиссариатов, начать разговаривать и спорить все
равно с кем. А делал это я. Они этого не могут. Палачу не
нужна откровенность жертвы. Русский солдат: "Лучше иметь
чеченца врагом, чем другом".

     Как жаль, господин генерал Трошев, что вы не могли вместе
со мной нелегально побродить по вашим "освобожденным"
территориям. Ваша инстинктивная недоверчивость подверглась бы
испытанию, если бы вы посидели на развалившемся матрасе в то
время, как хозяйка разрушенного дома приносит вам свои
извинения за то, что не может принять вас как следует и
спрятать. Когда ее муж-тракторист умер, старшему из пятерых
ее детей было 10 лет, младший только должен был родиться, а
теперь ему двадцать, в Шали он потерял ногу <...>

     Все матери здесь плачут молча. Я бы очень хотел
представить вам, господин генерал, двух неутомимых и улыбчивых
"агентов-связников, одну блондинку, другую брюнетку, словно
вышедших из воспоминаний моего раннего детства, из времен
французского Сопротивления. Они рассказывали о своих хитростях
и уловках с тем беспощадным юмором, с каким чеченцы говорят
о русских. Шутливый тон ломается, когда, коротко вздохнув, они
шепчут: "Вот на жертвы тяжело смотреть". Я бы хотел, господин
генерал, чтобы вы увидели, как подергиваются их красивые лица,
когда они с презрением и отвращением говорят, причем без
нажима (чеченцы вообще говорят без нажима) о пытках, которые
вы дозволили. Вы бы поговорили с ними о раненых пленных,
которых оставляют лежать на земле, сорвав с них повязки, чтобы
началась гангрена. Мне кажется, ваше "присутствие" в Чечне
достигло той точки, которой достигает тошнота, когда ее уже
нельзя удержать в себе.

     Жаль, что Герман Греф не был со мной на базаре в
Дагестане. Привыкший к вежливому приему, располагающим
улыбкам, с которыми его встречают западные банкиры, здесь он
увидел бы людей куда более несговорчивых и ироничных. Бизнес
есть бизнес, и на кавказских рынках встречаются все участники
событий. Женщины, пересекающие границу - кто пешком, кто на
машине, чтобы купить здесь и продать там, пользуясь разницей
в ценах. Парни, одетые в "адидас" и "найк", настоящий или
поддельный. Контрактники, скупающие золотые цепочки
(обязательный сувенир), на которые они обменивают награбленное
(спрос растет, цена на золото подскочила на 30%). Беженцы,
которые просят милостыню. Продается младенец за сто долларов
- матери надо кормить остальных. Другой младенец оставлен на
капоте машины удачливого соплеменника. Как гордо нес бы здесь
свою голову шустрый господин Греф, который пророчествует о
возрождении и ежегодном приросте в 5% в течение десяти лет.

     "Москва? - веселится Рамзан (26 лет), заваривая чай в
термосе made in Taiwan. - Москва сама даже бумажных носовых
платков не делает, у них все привозное, корейское или
китайское, Эмираты им перепродают. Русские, как и мы, чай
заваривают не в самоваре, а в термосе, импортном, конечно! Они
продают только сырье - газ, нефть - и оружие. А на оружие у
них есть покупатели - боевики." И правда покупают.

     Фантастические обещания мира, согласия и возрождения,
щедро раздаваемые властями, разбиваются о стену иронии. Нет
такого кавказца, который не понимал бы всю глубину
экономической, экологической, социальной и моральной пропасти,
в которую погружается бывшая советская империя. Здесь мечтают
о собственных городах, как в Западной Европе, и о минимальной
законности, которая позволит торговать, как в Турции.
Таможенники в Арабских эмиратах представляются чудом
вежливости. Подъем экономики в арабских странах вызывает
восхищение. Мысль о том, что Россия, которая в течение десяти
лет не способна вытащить самую себя, сумеет искупить свои
преступления, восстановить разрушенное, не вызывает ничего,
кроме откровенного смеха. Жесткой манере, начало которой
положил Дудаев, кое-кто предпочел бы мягкий разрыв, по примеру
Азербайджана и Грузии, но центробежное движение уже не
остановить.

     Взять бы за руку всех наших коронованных особ, наших
канцлеров и наших министров и премьеров, да заставить
испробовать "номера" в комендатурах! "Полулюкс": заложника,
связанного руки к ногам, впихивают сюда, без возможности
встать, двигаться, в темноте, без воды, без пищи, и оставляют
валяться в собственном дерьме. "Люкс": задержанный стоит,
остальное все то же самое. О цене выкупа справляться в
конторе, она меняется в зависимости от места задержания, от
пола и возраста задержанного. Свидетельств более чем
достаточно, они вполне проверяемы. Об этом говорят все.
Некоторые оттуда выходят. Солдатня, запуганная боевиками,
мстит мирным жителям и берет плату натурой - грабежи и насилие
настолько превратились в разменную монету, что генерал Шаманов
заявил о "пьянстве" контрактников и потребовал заменить их
солдатами срочной службы. Ничего не сделано. Торговля
чеченцами процветает.

     Каждый делает свой бизнес. Офицеры берут по пятьсот
долларов за проход черз блок-пост, рядовые закрывают глаза за
несколько бутылок. Каждое военное соединение тянет в свою
сторону. Одно подразделение спецназа отказалось признавать
местное командование и объявило, что подчиняется
непосредственно самому Путину. ФСБ жалуется, что его обходят
полицейские в масках, которые прочесывают местность и крадут
людей, впихивая их в военные автомобили. Тут торгуют всем -
пленными, трупами, паспортами (с точки зрения западного
человека, совсем недорого - 140 долларов за штуку). На все
своя цена - и на самые разные удостоверения, и на их
отсутствие. Русская война самофинансируется. Зачем прекращать
такое прибыльное дело? А что до мирных жителей, то им не
остается другого выбора, как распродать все свое жалкое
имущество, чтобы заплатить выкуп властям. Иначе - смерть. В
Чечне работают от случая к случаю, потому что из дому не
выйдешь. Зачем строить хорошо? Все равно разрушат. Урожая не
будет. Стада бродят по возделанным полям и взрываются на
минах. Путин, обласканный в Риме, Лондоне, Мадриде и Берлине,
сияет, а в Грозном царит его порядок. Ваше величество
королева, простите, но в вашей "чашке чаю" кровь.

     Из Парижа чеченские картинки выглядят экзотично. С одной
стороны - русские, эдакие супервооруженные и упитанные Рембо,
с другой - партизаны, как полагают, из всего третьего мира.
Каждый представляет их по-своему: фанатиками, ясновидцами,
ангелами. Между ними - потерянная, обезумевшая толпа беженцев.
К черту клише. В Чечне люди рассуждают точно так же, как и мы
с вами, они колеблются, находят решение и снова колеблются.
Разница только в том, что они рискуют собственной жизнью.
Хаттаб и Удугов, настоящие исламисты, Басаев, горячая и
героическая голова, который находится на их стороне, сами
порождают серьезные противоречия в рядах сопротивления. Одни
считают их предателями, провокаторами на жалованье у ФСБ.
Другие считают, что они искренни, но наивны, что дали заманить
себя в ловушку, подстроенную Березовским и прочими
сторонниками Путина. Третьи пока сомневаются, предоставляя им
отсрочку; свое решение они вынесут позже.

     Подобные противоречия могут удивить только наивного
наблюдателя; в конце концов, 11 ноября 1940 года на
демонстрацию в оккупированном Париже вышли вместе и
студенты-коммунисты и реакционеры из "Аксьон Франсэз".<...>

     Глядя с Кавказа, понимаешь, что чеченский вопрос - это
в первую очередь русский вопрос. Кто поверит, что маленький
народ в один миллион человек угрожает огромной нации в 150
миллионов? И тем не менее, столкновения продолжаются уже три
века. У России было достаточно времени, чтобы изолировать
своего крошечного соседа, или договориться о некоем modus
vivendi, чего Масхадов не перестает требовать.

     Проблема в другом. Она не имеет отношения ни к нефти (в
сравнении с российскими запасами это просто мелочь), ни к
равновесию на Кавказе (которое останется не прочным, какова
бы ни была власть в Грозном). Избирательная кампания
наследника престола, урны набитые трупами, все прикрыто
рассчитанно достигнутым успехом, но мир так и не наступил.
Конечно, на конфликтах наживаются, наживаются и генералы на
уровне штабистов, которые набили мошну не хуже, чем в 1995-м,
это не секрет. И все же рутина войны, поддерживающая эту
войну, уже не может служить достаточным объяснением.

     Путин объявил методы, наработанные в Грозном,
образцовыми. Он вставил чеченского мученика в парадигму
реставрированной власти, в столь хваленую модель "диктатуры
закона", гарантированной законом диктатуры. Раздавить
чеченское восстание, чтобы восстановить порядок в русских
головах, и этот урок преподан urbi et orbi: смотрите, что ждет
злонамеренных, и возвращайтесь в строй! В этой программе
воспитания народа нет ничего нового, она вызрела во времена,
когда царизм жестоко искоренял кавказцев. Толстой живописал
радость Николая I, когда ему поднесли отрезанную голову Хаджи
Мурата. Пока чеченский татарник грозит заразой, порядок в
России будет основан на духе подавления. Так думал и Сталин.

     Неспособные развернуться к друг другу спинами, под
прикрытием деланной беспристрастности, насколько разными в
образе жизни и способе воевать предстают оба противника. Тому
свидетельство недавние взрывы самоубийц. Со одной стороны
сверхвооруженная армия бьет издалека, куда ни попадя: я не
хочу умирать, поэтому буду убивать всех подряд. Цели же
"самоубийц" в высшей степени точны: казарма спецназовцев,
административные центры, места заключения и пыток. Боевик идет
на смерть, чтобы не задеть ничего, кроме поставленных целей,
и не казнить никого, кроме преступников. Покарать палачей и
запугать террористический аппарат. Чистая работа. Ничего
общего с теми людьми-бомбами, которые взрывают себя в
переполненных автобусах Тель-Авива.

     В телефонном разговоре президент Масхадов не скрывал
своей обеспокоенности тем, что "самоубийцу нельзя
проконтролировать". Суфизм запрещает хоронить самоубийц на
кладбище. Но запреты перестают действовать, когда солдаты
воруют и насилуют детей на глазах у родителей или родителей
на глазах у детей. Ярость и отчаяние могут сделать терроризм,
который до сих пор ограничивался отвращением, безграничным.
В России много атомных электростанций, вполне доступных
обезумевшим от горя и на все готовым людям. Неконтролируемый
терроризм будет дорого стоить чеченцам, но и русским, и всей
Европе тоже. Сознательно устроенный Чернобыль становится все
более возможным, а то и вероятным, пока Кремль разрушает,
унижает да еще заявляет при этом, что ему все позволено.
Отнюдь не самоубийцы, генералы красной армии, ставшие
генералами армии русской, плохо извлекли уроки из своей
плачевной авантюры в Афганистане. Они снова играют в
пожарников-пироманов, оставляя после себя руины, и удивляются,
когда в развалинах находятся экстремисты, которые берут
командование на себя.

     Позаимствую у своего покойного друга Андре Фроссара
изящное определение, которое он дал абсолютному преступлению:
"Убить кого-то по той причине, что он родился". Родился
армянином. Родился евреем. Родился цыганом. Родился тутси.
Введем оттенки. Геноцид считается геноцидом, когда существует
программа убить всех, без исключения, "неправильно родившихся"
и ликвидировать демонизированную общность. У русского
командования нет средств, чтобы уничтожить всех чеченцев до
единого (три четверти их живет в диаспоре). Геноцида нет, даже
если все преступные инстинкты выпущены на свободу. И более
того, со знанием дела создано огромное гетто, где разрешается
бомбить и стрелять, где массовым убийцам в военной форме
обеспечена полная безнаказанность.

     Заслуживает ли Милошевич всемирного осуждения за то, что
совершил одну-единственную ошибку, которую Путин поостерегся
сделать? Белград выгнал косоваров за пределы своих границ.
Москва устраивает судьбу своих повстанцев прямо на месте, без
телекамер. Демократический Запад закрывает глаза, находя себе
оправдание: незначительный поток беженцев не нарушает
пороговые требования толерантности.

     Очнувшись от первоначальных восторгов, стратеги в
лампасах охотно признаются, что "завершение операции" может
продлиться несколько лет. Боюсь, что речь идет об
испытательном полигоне. В Москве и в Петербурге руководящая
элита прекрасно понимает, что еще в течение длительного
времени Москва останется экономически зависимой. Обреченная
продавать сырье, она делает ставку на кредиты МВФ и вымаливает
кредиты западных стран, и потому она уже не является державой
третьего мира. Отстав в производительных силах, она поигрывает
силами разрушительными, ядерными и обычными, бряцая или торгуя
ими. По международным отчетам, это свойство огромной
опасности, при том, что такая страна может стать угрозой для
мирового порядка в целом. Господин Путин продемонстрировал,
что ни щепетильность, ни международные соглашения, должным
образом парафированные, его не удерживают. Доказательство
этому - Чечня.

     Бродя по искореженной бомбами и минами стране, я был не
только растерянным свидетелем мучений, причиняемых
замечательно разнообразному и невероятно мужественному народу.
Возможно, я также присутствовал при возникновении величайшего
государства жуликов XXI века. Может быть, только Китаю
когда-нибудь удастся превзойти Россию Путина, но это будет уже
подражание примеру, заимствование ее дурных манер. План,
который должен был обеспечить восхождение на трон преемника
Ельцина путем взятия Грозного, проводился с 1997 года
олигархом Березовским, тем самым, кто финансировал ваххабитов,
решительно настроенных развязать войну. Восстановить одних
против других, подливать масла в огонь, способствовать
эскалации экстремизма, зажечь головы, сердца и улицы - любимое
развлечение бесов Достоевского стало провозвестником Ленина.
Того, который таскал каштаны из огня и умудрился растлить
часть интеллигенции всего мира. Можно только представить себе,
сколько банков и деловых людей, тоже соблазненных, не смогут
устоять перед интеллектуальной и финансовой коррупцией,
приведенной в действие новыми московскими бесами.

     С одной стороны, Березовский и иже с ним поддерживают
исламистов. С другой стороны, они раздувают похищение
маленького Шарона, освобожденного в нужный момент. В этом
отвратительном деле нет чеченского следа, арестованы пять
русских парней. Громоздя одну ложь на другую с помощью
Телевидения, гнусное похищение превращают в заговор мирового
исламизма. И хор комментаторов рьяно подхватывает гимн
крестовому иудео-христианскому походу против джихада
международного терроризма, центр которого находится в Чечне.
Спекулируя на конфликте цивилизаций по Хантингтону, новые бесы
выдумывают планетарный хаос, в котором Россия, становящаяся
неизбежным партнером, вновь обретает прежний ранг и статус:
Сталин против Гитлера, Путин побивает Бен Ладена, уничтожая
чеченских мальчишек. Мечта, да и только!

     Конфликты интересов раскалывают правящую группировку.
Наследники сталинистских органов плетут свои сети, чтобы
взнуздать пол-России, уже отчаявшейся - настолько
деградировала здесь жизнь. Олигархи с полными карманами
подчеркивают свою необходимость, поддерживая хорошие отношения
с западными кредиторами. Главные действующие лица рвут друг
друга на части по законам мафиозной конкуренции. Вопрос
остается подвешенным, все поддерживают друг друга, но держат
ножи за пазухой.

     Такая нестабильность дает шанс чеченскому сопротивлению
и предоставляет возможности для давления Запада, если бы такое
существовало. И если не предпринять меры предосторожности, все
может окончиться бегством перед правящей жуликократией. Да
здравствует война! Путин обязан ей своим троном, армия -
возрождением своего престижа, супербогатые - иммунитетом
Ельцину после десяти лет бессовестного воровства. <...>

     Россия сражается против себя. Пушкин, Тургенев, Толстой
воспевали храброго горца и прекрасную черкешенку, живых
антагонистов рабской действительности. Новые хозяева Москвы
стараются вырвать с корнем память, в сени которой сами живут.
<...> В войне против Чечни Россия ставит на карту собственное
духовное будущее. Из грязной, жестокой истории - в чистоту и
белизну? Все сотрет и начнет заново? Русский полицейский, в
полном обмундировании, вывел меня в чистое поле, повернулся,
помахал рукой и - чего я уж никак не ожидал - крикнул:
"Спасибо за все, что вы делаете". И я отвел колючую проволоку.
<...>

-----------------------------------------------------------
23.8.2002