www.kvestnik.org 30.6.2002
-----------------------------------------------------------
Надежда БАНЧИК
Встреча
Снег искрился-переливался, словно и впрямь вся земля -
в алмазах, и казалось, я никуда не уезжала, ни в какую далекую
Америку, а просто вернулась на пятнадцать лет назад, в свои
институтско-аспирантские годы в Москве. Машина катилась по
заснеженной дороге, и проплывали пятиэтажки, как старые
друзья, приветствуя меня тихим светом окон, и надрывно пела
Пугачева песни моей юности, и миг был вечностью... Мой
последний день в Москве таял непоправимо, неудержимо. Сейчас
этот парень довезет меня до места - и больше мы никогда не
увидим друг друга... Никогда?! И он не узнает, зачем меня
принесла нелегкая в этот морозный город, из-за океана, из
безоблачной Калифорнии?!
Я не была знакома с ним до этого, но мимолетная встреча
свела меня с его мамой - чеченкой, беженкой из Грозного, и я
знала, что он, 20-летний шофер-частник, был единственным
кормильцем этой семьи, а мама-учительница не могла устроиться
даже уборщицей: - везде отказывали.
Показываю ему свежевыпущенную книгу: <Джон Данлоп. Россия
и Чечня: история противоборства. Перевод Надежды Банчик.
Москва: Правозащитный Центр <Мемориал>, 2001>... Да, я
приехала за результатами своей работы: переводом с английского
языка на русский монографии профессора русской истории Джона
Данлопа.
- <Мне невыносимо стыдно за эту грязную войну, за то, что
люди мыслящие и чувствующие оказались бессильны перед
торжествующим хамством - я судорожно торопилась высказать
главное, ведь еще миг, и мы навсегда расстанемся. - Будто не
было в нашей жизни Лермонтова и Льва Толстого, Высоцкого и
Окуджавы, Сахарова, наконец; будто не ликовали мы десять лет
назад, когда торжествующе сбросили Железного Феликса... Я -
еврейка, и все, что творят с чеченскими беженцами, мне
напомнило случай из жизни моей мамы, она часто мне его
рассказывала. Это было в 1952-м, в разгар сфабрикованного
Сталиным <дела врачей>. Группу врачей - работников Кремлевской
больницы, обвинили в покушении на вождя. Почти все обвиненные
были евреями, и это подчеркивалось столь же <ненавязчиво>,
сколь сегодня - национальная принадлежность <террористов и
бандитов>, взрывающих мирно спящих россиян. И так же, как
сегодня чеченцев, тогда негласно вычеркивали и исключали
евреев из всех сфер жизни, клеймили в печати, оскорбляли...
Мама, тогда 20-летняя студентка, пыталась сделать в
парикмахерской прическу. Ходила из одной мастерской в другую
- и везде получала один ответ: <Отравителей не причесываем>...
После окончания института ей отказали в трудоустройстве по
официальному назначению (что вообще было почти немыслимым!),
а затем она почти год обивала пороги, пытаясь хоть где-то
устроиться>...
Молодой чеченец слушал меня внимательно, улавливая
невысказанный подтекст, и я чувствовала, как мороз отпускает
нас из своих ледяных объятий, как теплеют и сближаются души
двух людей, дороги которых случайно пересеклись на миг.
...Машина всерьез и надолго застряла в <пробке>. Ни
назад, ни вперед, стой хоть целый день!
- Не возражаете, если я поставлю наши песни? - вдруг
спросил он.
И вмиг алмазная дорога, и приветливо мелькавшие огоньки
чужих окон, и машины вокруг - все стало чужеродным,
бутафорским, неуместным. Истинным был только чистый, страстный
голос, который вырывался из глубины неизведанной души Народа,
растоптанного, но не покорившегося. В суетную московскую
толчею выплескивалась наивная, горячая правда людей, вставших
в свой, быть может, последний, бой против лжи и насилия.
Я не запомнила эти песни дословно, а хотелось бы их знать
наизусть, цитировать к месту и не к месту эти бесхитростные,
не всегда совершенные по форме, но неподдельно-искренние по
содержанию песни! О битве между чеченским воином и русским
офицером, еще царских времен, о том, что чеченец наградил
<русского льва> клинком за то, что тот <храбро дрался>... О
более близких временах: как разгромленные защитники
разоренного села восстают из мертвых и побеждают оккупантов...
О письме российского новобранца, которого бросили в пекло
бессмысленной войны: <Мама, приезжай, меня забери! Не живым,
так хоть мертвым, ты меня забери>...
Все было в этих песнях: окопная правда беспощадной войны,
неутоленная жажда справедливости, прославление тех, кто погиб
за честь народа... Не было только слепой ненависти, не было
фанатизма, не было жажды мести любой ценой...
Меня пронзила страшная, обнажившаяся до дна, суть
происходящего.
У чеченского народа отобрали право не только жить,
трудиться, учиться, творить. У него отняли право даже на
честный бой. Кровавым наветом, запретами, пытками у него
пытаются отсечь память о своих битвах, о своих героях, -
пытаются, заведомо зная: подобные попытки обречены, как
обречена, в конце концов, ложь.
У российского народа отнимают право на моральные
принципы, на интеллигентность, на доброту и честность - лишая
его жизненной правды и силой заставляя верить в новый кровавый
навет.
Военно-КеГеБешно-мафиозная хунта, захватившая власть в
России, всей своей мощью пытается опустить страну до
собственного цинизма, до опустошительной ненависти, до
дьявольского надругательства над жизнью... А выйдя на
международную арену после Американской трагедии, эта хунта
пытается и мир учить жить по своим правилам...
ТАКОЕ не пройдет бесследно, не забудется, не растворится
в реках истории, а наоборот, будет все отчетливей проступать
с годами.
Надежда БАНЧИК, Калифорния, США.
-----------------------------------------------------------
1.7.2002