"Новая газета" 25.09.2000
-----------------------------------------------------------
Эльвира ГОРЮХИНА
Я ХОЧУ ПРОВЕСТИ УРОК В ЧЕЧНЕ
Знаменитый педагог и наш автор Эльвира Горюхина
собирается поработать в чеченской школе
Впервые я попала в Чечню 6 сентября 1995 года. В День
независимости. Его я провела в школе № 46. Храню сочинения
детей, которые о своем родном городе писали так: <И вот он,
страшный город Грозный!> Они ни на минуту не заблуждались, кто
это сделал. Ничего нет более тяжелого, чем стоять перед
детьми, которые тебя лично ни в чем не обвиняют. Легче снести
удар каменьями. Это детское молчание... Ты же видишь глаза...
Но не менее тяжко стоять у доски перед теми, кто узнаёт
о войне в Чечне по ТВ.
Я почти не говорю со своими учениками о своих поездках.
И знаете, почему? Оказывается, бывает и чужое горе, и чужой
опыт - вот что страшно. Чужой опыт передать нельзя! Каждое
слово, выстраданное мной на войне, укладывалось в голове
собеседника в клише, и я со страхом обнаруживала, что мне
отвечают не на то, о чем я говорю.
Начала понимать, почему люди, бывшие на войне, молчат и
спиваются. Они кожей своей ощущают не разницу, а пропасть
между тем, что знают сами, и абсолютной неготовностью Другого
впустить в себя это знание. Существует какой-то род
человеческой нечувствительности к истине.
Есть такое понятие в психологии - <дурная интуиция>,
питающаяся предрассудками и ложью. <Я чувствую, что это
сделали чеченцы>, - говорит моя знакомая о гибели <Курска> и
взрыве на Пушкинской... С этим <я чувствую> сделать уже ничего
нельзя.
Я выпустила четыре года назад один прекрасный класс, в
котором некоторые умные дети мыслили о Чечне, как Сергей
Ястржембский.
Пыталась изучать <Хаджи-Мурата>, но и он перемалывался
уже существующим клише.
У меня закралась мысль: а может, правы те, кто говорит,
что с учительской миссией Толстого покончено? Пыталась
успокоить себя тем, что не может писатель нести
ответственность за то, что с нами происходит.
Но однажды в прошлом году в своем седьмом классе ни с
того ни с сего прочла вслух один эпизод из повести. Речь шла
о разговоре Лорис-Меликова с Хаджи-Муратом. Приготовилась
комментировать. Взглянула на детей (им по 12-13 лет) и поняла:
они услышали в тексте нечто, что я сейчас заболтаю и уничтожу.
Начну снова сражаться на поле <Хаджи-Мурата> с житейскими
представлениями о чеченцах.
И тогда я сказала:
- Всё! Конец! Я замолкаю. Надолго. Читайте <Хаджи-Мурата>
сами. А 25 мая, в последний день занятий, каждый из вас
поделится своими открытиями.
Пригласила родителей. И 25 мая села за последнюю парту,
а дети подходили к доске. Брали в руки мел и стремились
графически задержать свое открытие. Они так боялись, что
проговоренное вслух может исчезнуть.
Сейчас у меня есть видеокассета на семь часов звучания.
Детей своих я не узнала, как не узнали их родители.
Их открытия текста оказались ошеломляющими. Нет, они
сразу отказались от параллелей. Они увидели более сущностные
смыслы, чем перекличка с сегодняшним днем.
Толстой перекрыл весь пиар. Нет, не перекрыл. Мощная
правда толстовского слова просто смыла ложь, оставив душе
пространство свершить сверхчеловеческое усилие, без чего, как
говаривал мой любимый Мамардашвили, невозможно состояться
человеком. Осталось одно: сделать усилие помыслить.
Когда-нибудь я перенесу на бумагу часть детских
прозрений. Ну хотя бы эти...
Егор Родькин задал себе гениальный вопрос: почему
Толстой, так любивший датировать события, не сделал этого в
<Хаджи-Мурате>? Хотел ли он этим сказать, что противостояние
вечно? Или что-то другое стоит за этим толстовским замыслом?
...Оля Ситник и Катя Ткач заметили, что в столкновении
графа Воронцова и Хаджи-Мурата именно последнему принадлежит
функция перевода временного, суетного в вечное. И это вечное
- смерть.
А чего стоят изыскания Юли Шур на тему <Дети в
Хаджи-Мурате>! Чаще всего у Толстого чеченские дети молчат.
Они немые свидетели происходящего. Но это на первый взгляд.
Оказалось, что именно дети формируют завтрашний день
чеченского народа. Она так и сказала: формируют завтрашний
день.
Лида Павлова отыскала механизм преодоления страха у
Хаджи-Мурата...
А чего стоит словарь чувств и состояний по
<Хаджи-Мурату>, составленный Сашей Грибановой...
В записи есть потрясающие кадры: я наугад открываю
страницу повести, читаю первое предложение, а класс
продолжает.
Иногда оказывалось достаточно произнести только одно
слово, чтобы ожил текст.
В чем секрет такой запоминаемости, а точнее,
запечатлеваемости, я пока не знаю.
<Хаджи-Мурат> оказался великим эстетическим шедевром
(помимо всего прочего). Когда ты осваиваешь конструкцию
возведенного храма, наступает миг абсолютного счастья - ты
свободно ориентируешься в свободном мире. <Хаджи-Мурат> дарует
тебе это чувство личной свободы.
12 сентября, уже в этом учебном году, произошел
поразительный случай.
Аня Гунькина летом нашла куст татарника, с которого
начинается повествование в повести. Она принесла его в класс
и показала нам. Я ахнула: книга написана, а с нами ничего не
случилось. Мы так же срываем репей, как сделал рассказчик.
И тогда в классе поднялся шум. Есть разница в действиях
Ани и рассказчика? Тому вздумалось сорвать, и он сорвал. Она
же хотела, чтобы мы все увидели, как складывается метафора
всей повести...
Нет. Я не права. Книга написана. И с нами что-то
случилось.
И еще: я надеялась, что наш агитпроп Толстого не тронет.
Мы все сделали вид, что эта книга не написана.
В этом году я услышала страшный текст на одном из каналов
ТВ.
Текст приблизительно такой: <Вот есть в нашей стране
любители в разговорах о чеченской войне вспоминать
<Хаджи-Мурата> Толстого, забывая при этом, что Толстой написал
книгу о предателе>.
О! Куда нас могут занести наши неправедные действия?
Этот вопрос я тоже задала детям. Дети нашли мужество
ответить и на это.
К чему весь этот сказ: мне теперь не стыдно! У меня есть
две кассеты с записью детей о <Хаджи-Мурате>. Годится вполне
как документ на Судном дне, если мы не позабыли, что такой
день не будет, а есть.
Мой учительский долг - рассказать обо всем этом чеченским
детям. Кассету я знаю наизусть.
Целый год я делала попытки в Новосибирске найти
официальную дорогу в Чечню. Раньше я ходила партизанскими
тропами.
Наш директор школы помогала мне. Писали письма
губернатору. Ни привета ни ответа.
Однажды до меня дошла простая и страшная мысль: а никто
не заинтересован в том, чтобы Чечня успокоилась. Всех
устраивает война. Она стала частью нашей российской психики.
Есть такой закон: процессы, повторяясь, обладают тенденцией
превращаться в свойство.
...Когда-то учительница из Самашек Луиза Умарова
проницательно заметила: <Неужели наша судьба - быть проекцией
российских комплексов?>
Так вот: нет у меня сотен долларов, чтобы дать нашим
солдатам на лапу. У меня и рублей лишних нет. Я должна попасть
в школы Самашек, Ачхой-Мартана, Грозного и Орехова. Это мои
любимые и дорогие места. Там у меня друзья, если их не убили.
Каждый год я ездила к ним, но нынче, в ноябре, я только издали
наблюдала этот ужас перехода людей через КПП <Кавказ> и
поняла, в какую глубокую пропасть нас занесло (про чеченцев
уже не говорю).
Я готова, господин редактор, написать письма Путину,
Ястржембскому, Трошеву, Кадырову, черту, дьяволу.
Обещаю не клеветать на Российскую армию, не разоблачать
нашу политику на Северном Кавказе, не рассказывать, как
погибают люди в Карабулаке.
Я хочу увидеть чеченских детей и их учителей. Хочу
рассказать им, как мы прочли <Хаджи-Мурата> Толстого. И - все!
... <Неужели ты помнила о нас?> - удивлялась Луиза
Умарова из Самашек, когда каждый год я заявлялась к ней в дом.
<Если вы приехали к нам не в последний раз, спасибо>, -
писали мне дети из Ачхой-Мартана.
Вы можете смеяться надо мной, но десять лет блужданий по
одним и тем же дорогам войны убедили меня: человеку очень
важно знать, что его помнят. Его не забыли. Его беда - это и
чья-то беда. Мы еще будем вместе. Это знание важно так же, как
хлеб и вода.
Наша газета (моя газета!) организовывала десятки
гуманитарных акций в Чечне, в которых я имела честь
участвовать.
Я прошу помочь мне провезти через границу детское слово
о <Хаджи-Мурате>. Детское слово о Толстом. Неужели это
невозможно?
-----------------------------------------------------------
28.2.2002